Крепость Спасения - Страница 43

Она весело рассмеялась.

– Вряд ли у меня будет возможность стать старой, учитель. Я не слыхала, чтобы в Крепости доживали хотя бы до зрелых лет.

– Я понимаю… погибают… Ну, а больные, калеки?

– Там нет ни больных, ни калек.

– Их… убивают?

– Нет. Просто никто не хочет жить увечной. И старости тоже никто не хочет.

– И ты это оправдываешь? Ты это оправдываешь! Что за дикое сочетание безумия, жестокости и равнодушия! Только застывший мир Огмы мог породить, а потом позволить существовать такому уродливому образованию, как Крепость. Но когда-нибудь сдерживающие силы придут в движение, и Крепость рухнет!

– Нет такой силы в Огме, которая заставила бы рухнуть Крепость, – со спокойным убеждением сказала Ардви.

– Хорошо. Крепость останется. Но община, община в ее прежнем виде не сможет существовать!

– Не сердись, учитель. Ты огорчаешься, а это вредит твоему здоровью. Лучше пойдем проверим мою скользящую конструкцию.

– Я уже смотрел ее. Она превосходна. В Городе не было женщин-ученых. Ты могла бы стать первой.

– Кто может утверждать, что их не было? Нам превосходно известно, что дамгальские летописи регулярно подчищаются в угоду Канону. А потом, хотя законы города и мягки… – она красноречиво усмехнулась.

От чертежей остались черные хлопья. Сангар разгреб их ногой, поднял опущенную голову.

– Иногда мне кажется, будто кто-то испытывает нас… как мы эту машину… проверяет всю Огму…

– Кто?

При отсутствии в сознании жителей Огмы понятия о божестве слова его вызвали у Ардви лишь недоумение.

Сангар молчал.

– Хорошо, если скользящую конструкцию ты уже видел, тогда посмотрим крепления. Ты меня с детства учил: работа – лучшее лекарство от печали.

«От старости нет лекарства» – подумал Сангар, но вслух этого не сказал.

* * *

Лардан не зря опасался, что придется отражать удары Лерада и Керты одновременно. Перемирие и так уж слишком затянулось. От своих разведчиков он знал, что армия Лерада уже приближается к западной границе. Но Мантиф, взявший оборону западного фланга в собственные руки, не желал слушать никаких его советов. И ничьих иных. Он, видите ли, встретит воинство Готелака в открытом поле, не допустит его к стенам Наотара, хотя в Лераде нет таких осадных машин, как в Керте, да и Готелак не мастер осадного боя. Почему же принято подобное решение. А недостойно рыцаря отсиживаться в стенах крепости, как немощному старцу или женщине. (Как будто не старец и женщина – наши главнейшие союзники и наше оружие заодно.) И никаких рвов, ловушек и завалов на пути вражеского войска. Это может помешать нашей собственной коннице. И траву перед наступлением не поджигать, это дикарская уловка, ты что, сомневаешься в доблести наших рыцарей? Воистину, человек, которого считают слабовольным, в своем стремлении доказать обратное способен быть просто страшен. И он не только упрям, он так и кипит деятельностью, и, кажется, мнит великодушным благодеянием со своей стороны то, что предоставляет Керту Лардану.

– У тебя достаточно людей в Бельторне. Да еще Проклятые вдобавок. Хотя нет, Проклятые должны перейти под мое начало. Главный удар мы нанесем собственными силами, но хорошо иметь в резерве небольшой, легковооруженный и подвижный отряд.

Пришлось согласиться. Король есть король, с ним нужно считаться. Кроме того, пусть в Галаре и не складывали циничных песенок, но существовала сходная по смыслу пословица: «Лучше заглянуть в пасть демону, чем спорить с глупцом», и Лардан это суждение разделял. Тем более, если глупец наделен властью. И ведь стоило ему, Лардану, наладить с помощью язвы Ардви пристойные отношения с Проклятыми (как ни двусмысленно это звучит), как их забирают из его распоряжения. Ардви же остается вместе с Сангаром, и следовательно, тут полезна быть не может.

Однако, несколько успокоившись, Лардан против воли вынужден был признать, что в словах повелителя был свой резон. В Лераде еще не встречались с Проклятыми, и в столкновении с ними они могут сослужить хорошую службу. А с кем сражаться, союзницам Наотара в высшей мере безразлично. Это Мантиф будет считать, что держит их в своем распоряжении, им он так же безразличен, как лерадцы.

Пожалуй, так будет лучше.

* * *

Им было безразлично. И то, что штандарты со снежным барсом и бурым орлом, недавно висевшие рядом в парадном зале Наотара, теперь встретятся в ратном поле, и то, что с востока движется еще один штандарт – с изображением горного волка, а под ним ползет огромное уродливое сооружение, призванное сокрушить стены Наотара, не занимало их умов. Они доверяли Гейр, и шли туда, куда она указывала. Все без исключения, и Ауме тоже, хотя совсем этого не хотела.

Как подобает Проклятой, она тщательно скрывала свои чувства. Не потому что это постыдно, а потому что говорить о чувствах не принято. Единственной, с кем она могла бы поделиться, сейчас не было в отряде, и Ауме молчала. Однако Элме знала обо всем. Возвращаясь из предгорий после слежки за Пришлой, и колдовскими работами, которые она вела – и поездка была удачней прочих, Элме нашла другой вход в мерзкую пещеру, и он не охранялся – она заметила сестру с Грианом, прячась за камнями, проследовала за ними, и, оставаясь незамеченной, видела то, что между ними произошло.

Странным образом, случившееся еще больше увеличило ненависть Элме к Пришлой. Не к Гриану – н был для нее ничтожеством, как все северяне, она не считала его за человека и даже не думала о нем. Виновата была Пришлая. Она влила отраву в душу сестры, она развратила ее городскими привычками, и теперь смущает своими действиями всю общину. Неведомый и невидимый яд, испускаемый демонами, бессилен перед Проклятыми, но Пришлая превзошла их своим коварством, и даже мерзостный оскал демона или склизкие лапы кунды приятнее, чем эти вечно смеющиеся глаза. Пришлая отрицает собой весь порядок жизни Крепости, она – гибель Закона, и если ее не остановить…