– Я, отец, не сомневайся. – Она поправила овчину на плече Сангара.
– И ладони у тебя стали жесткие, как копыта.
– Думаю, у крестьян Сердцевины руки не нежнее.
Эта фраза, напомнившая Сангару отголосок каких-то давних бесед, заставила его смягчиться.
– Бедное мое дитя! Как ты жила все эти годы? Как обходилась без книг?
– Откровенно говоря, учитель, там было не до них. В Круге никто не умеет читать, знают только счет.
– Как же ты могла такое выдержать? Среди них? Ты видела, как они расправляются с противниками?
– Не видела, а принимала участие. И разве это расправа? Это честное сражение.
– Ардви! А как же твоя страсть к знаниям, страсть к работе? Неужели она выродилась в страсть к убийствам?
– Ты ничего не понял, отец! Проклятые не испытывают страсти к убийствам. Они сражаются и убивают б е с с т р а с с т н о. Иначе они давно были бы побеждены.
Он не слушал. Сидел, раскачиваясь, ухватившись за голову.
– Война! Война во всех королевствах Севера! Приходите вы, и тоже с войной! И всюду взаимное недоверие! Ненависть! Презрение! Желание власти!
– Нет. Мы, Проклятые, никого не ненавидим, и никого не стремимся завоевывать. У нас есть Служение, и это все.
Она сказала это с такой убежденностью, что невольно заразила ею и старика. Но лишь ненадолго.
– Я готовил тебя для иного… для высшего… но, может быть, судьба оказалась права, и выше вашего Служения, как это ни удручает, сейчас ничего не найти. – И, уже прежним тоном: – Да, жить с Проклятыми можно было, лишь став Проклятой.
– Значит, ты осуждаешь меня? Значит, я должна была отбыть покаяние или пойти с вами в ссылку?
– Нет. Только не в ссылку. Потому что я видел, что стало с теми, кто через нее прошел. По крайней мере, ты предпочла действие бездействию.
– А нас всегда учили, что бездействие мудрее действия. Это основа всей политики Города.
– Город городов! – процедил он. – Столица чиновников, жуликов и бессловесных болванов…
– Я бы не сказала, что болваны в Городе так так уж бессловесны.
Но старик не обратил внимания на насмешку.
– Я не хочу вспоминать о Городе, о школе. О суде…
– И не надо вспоминать, учитель. Ложись-ка ты спать и укройся потеплее. Завтра мы отправимся к королю, и там, возможно, тебе будет удобнее. А эту ночь придется пока коротать здесь.
– Уже завтра? Твоя Гейр ничего мне об этом не сказала.
– Она сказала мне. Это одно и то же.
– Она даже не пожелала увидеться со мной. В Крепости не уважают старость?
– В Крепости не знают, что такое старость…
Утром они выехали в Наотар. Лардан был недоволен, хоть виду и не показывал. Недоволен тем, что его не вызвали к королю. Надо сказать, что Лардан и сам этого не хотел – обстоятельства требовали его присутствия при войске. Но был оскорблен. Заявил, что мог бы сопровождать посольство, но не будет. Не желает, и все. Командовать отрядом сопровождения назначил Гриана, тем более, что тот сам вызвался. И приказал ему держать глаза и уши открытыми, не подозревая, что почти в точности повторяет Гейр.
Мудрец в своей повозке двигался в самой середине отряда, сразу же за жрецами. По обеим сторонам повозки ехали молчаливые Проклятые, а позади – Теулурд, который для летописца, да к тому же увечного, довольно ловко держался в седле. Гриан вместе с Никаром обычно был впереди всех, но иногда отставал, осматривая окрестности. Убедившись, что отряду не грозит никакая опасность, он отпустил Никара и подъехал к Теулурду.
Летописец из-под руки взирал на маячившую впереди сгорбленную спину.
– Мудрец… так это и есть он…
– Скажи мне, что случилось? Почему его так срочно вызвали к королю?
Теулурд покосился по сторонам.
– Так ты ничего не слышал?
– Ничего.
– Понятно. Вы все здесь поглощены войной с Кертой… а в это время свой удар нанес Лерад.
– Я ничего не знал о нападении!
– А они и не нападали. Они сделала больше. Потребовали, чтоб мы на законных основаниях признали их верховным королевством Севера. Потому как меч Закона по воле Небес неизреченным способом перенесен в Лерад.
– Но мы ведь своими глазами видели этот меч! Он цел и невредим!
– Так и было сказано послам. А они на это ответили, что Готелак готов предъявить свой меч в присутствии всех благородных семейств Галара. Покуда мы ездили за вами, он, должно быть, уже прибыл.
Гриан помолчал немного, обдумывая услышанное. Потом сказал:
– Это опасно.
– Это опасно, – эхом откликнулся Теулурд. – Когда Мантиф услышал о заявлении Готелака, он – да простит меня Небо за такие слова о своем повелителе – совсем растерялся. Растекся, как каша на воде. Но тут прибыл гонец от Лардана. А затем Вакер посоветовал призвать Мудреца. Теперь ты знаешь все.
– Не все. И никто не знает. И не узнает, если Мудрец не поможет.
Благороднорожденные, собравшиеся в главном зале Наотара, ждали. А они не привыкли ждать. Но кресла на каменном помосте, одно – под штандартом с изображением снежного барса, другое – под таким же штандартом с бурым орлом – были пусты. Королям не подобало выходить слишком рано. Особенно, если они сами ждут.
Они появились одновременно из разных дверей – Мантиф и Готелак, длинный и нескладный, как его имя, худой, носатый, с негустыми темнорусыми волосами под золотым обручем. Заняли свои места.
И тут же что-то крикнули в дальнем конце зала, толпа раздвинулась и пропустила трех человек.
В середине шел, сутулясь старик в потрепанной одежде, с седыми волосами и бородой. Чуть позади двигались две смуглые молодые женщины в темных латах и шлемах. На них смотрели во все глаза – на старика, такого обычного с виду, но облеченного незримой силой мудреца и волхва, и на женщин, которые были не просто женщины с оружием, но Проклятые, страшные и таинственные, нежданные союзники, что могут оказаться похуже врага.